Традиционные финансовые инструменты имеют множество недостатков, самые серьёзные из которых зачастую и наименее очевидные. Поэтому люди бросились искать ответы в криптовалюте.
Но для большинства криптовалюта (в частности, Биткоин) не стала заменой существующей финансовой системе, а оказалась новым способом в неё встроиться, решением старых, как мир, проблем: как приумножить и спрятать от общественного и государственного надзора деньги. То есть, вывести финансовые транзакции в область, скрытую от регуляторных, надзорных и налоговых органов, или вложить уже имеющиеся средства так, чтобы их приумножить.
Эта ситуация уже не устраивает ни государства, всё активнее пытающиеся регулировать криптовалюты, ни самих криптоэнтузиастов, которые хотели с помощью блокчейна изменить мир к лучшему, а не наблюдать, как старый мир кооптирует криптовалюты, обращая их на пользу существующему статусу-кво: делая уже богатых ещё богаче, а банки и другие финансовые институты — ещё влиятельнее.
Вечная проблема денег
Вечная проблема денег: дихотомия (противоречие) обменной и накопительной функции. С момента изобретения деньги могут находиться только в одном состоянии в единицу времени: либо они работают (участвуют в круговороте обмена на товары и услуги в реальной экономике) — либо нет. Возможность денег служить средством накопления с точки зрения экономической пользы — баг, для многих ставший фичей.
Деньги в обороте работают на экономику в целом за счёт стимулирования производства товаров и оказания услуг: обеспеченный спрос рождает предложение. Спрос — это выраженная в деньгах потребность. Но рубль, который тратится — это, по определению, рубль, который не копится.
Изъятие денег из оборота работает на индивидов, которые могут себе позволить их не тратить, а откладывать и преумножать. Индивидуальное накопление происходит ценой экономической активности в целом. Как если бы на галере один гребец вдруг открыл, что, если перестать грести, то галера как шла так и идёт — остальные-то гребут. То есть, можно работать, а можно не работать, а если не работать — то ещё может быть ощущение, что остальные работают на тебя. Проблема в том, что дурной пример заразителен — и другие гребцы тоже могут так захотеть, пока галера не встанет.
Вот и с деньгами так же: пока они в обороте — они работают как экономический стимул. Нет — значит, с точки зрения экономики в целом — не работают, даже если доставляют кому-то приятные ощущения, накапливаясь и наливаясь курсом где-то на счетах.
Современная экономика состоит из двух контуров: реального и спекулятивного, так называемого «финансового капитализма» против «производительного капитализма». В реальной экономике торгуются плоды труда — товары и услуги. В спекулятивной — ожидания. В реальной экономике деньги служат для обмена на продукты (товары и услуги) чужого труда. Связь денег с трудом в этом случае двусторонняя:
- со стороны спроса их наличие у экономического агента коррелирует с его трудом, потраченным их заработок;
- со стороны предложения их ценность коррелирует с количеством доступного к приобретению плодов чужого труда.
В реальной экономике изменение денежной массы отражает объёмы выполняемой работы — уже оплаченного или доступного к приобретению труда и его продуктов.
В спекулятивной экономике денежная масса отражает ожидания: то же трудо-денежное соотношение, но спроецированное в будущее. То есть, связь с реальной экономикой сохраняется, но из-за протяжённости в будущее она становится менее точной, что и открывает простор для спекуляций (предположений). Экономические циклы измеряются годами, поэтому водораздел между трудовым и спекулятивным обменом можно условно обозначить пределами года: если деньги, заработанные продажей собственного труда и его продуктов в течение следующего года потрачены на оплату чужого труда и его продуктов, то они работают на экономический рост — деньги, заработанные в прошлом году, обеспечивают экономическую активность в следующем.
Если же деньги задерживаются более, чем на год — то есть, не тратятся на оплату труда (зарплаты) и его продуктов (товаров и услуг), то они выводятся из реальной экономики, потому что на сумму выведенных из этого обмена денег сокращается оборот работы-продуктов. В этом случае не так важно, лежат эти деньги под подушкой или «работают» в контуре финансового капитализма, где обмен происходит в соответствии с ожиданиями будущего роста экономической активности.
Ирония в том, что на финансовых рынках торгуют ожиданиями будущего роста реальной экономики (что в будущие годы будет произведено и продано в 10 раз больше автомобилей «Тесла», чем в предыдущем) на деньги, выводимые из её оборота сегодня (все деньги, потраченные на покупку акций «Теслы» не потрачены на покупку самих «Тесл»), ограничивая рост реальной экономики, но ожиданиях которого и строятся, в конечном итоге, спекуляции.
Иными словами, все не могут быть спекулянтами. Кто-то должен продолжать грести — работать, своим трудом обеспечивая ценность «ценным бумагам».
Когда количество таких «бережливых» в экономике начинает становиться заметным, это проявляется известным образом: растёт неравенство, бедность, падает экономическая активность, сокращается средний класс и уменьшается малый бизнес. На примере одних США выше, чем в 1920-е, и обеспечен его рост ростом финансовых рынков — реальное производство не растёт такими темпами уже десятилетия, какими растёт фондовый рынок. Подавляющее большинство населения любой страны мира и планеты в целом не способно откладывать деньги вообще либо вынимать из оборота сколь-нибудь существенные (превышающие годовой заработок) суммы. Тогда как небольшой процент популяции, контролирующий непропорционально высокую долю капитала, которую им нет никакой нужды обналичивать, ищет способы его максимизации и всё чаще находит их в финансовом секторе экономики, откачивая деньги из реальной экономики в спекулятивную разными путями — например, путём stock buybacks, обратного выкупа акций, когда корпорации направляют получаемые доходы или дотации на фондовые рынки на выкуп собственных акций.
По сути, это экономическая асфиксия, как если бы в организме один самый умный орган заметил, что может не только расходовать поступающий с кровью кислород, но и сверх каждой используемой для питания молекулы кислорода дополнительно ещё одну или несколько молекул откладывать себе «на потом». Таким образом потихонечку насыщение крови далее по кровотоку кислородом падает, и у тех, до кого лишняя молекула кислорода не дошла, начинаются проблемы.
В экономике первыми это замечают категории экономических агентов с наиболее эластичной связью потолка доходов с собственным трудом и состоянием экономики: средний класс и малый бизнес. Для богатых, сидящих на кислородных цистернах, этот потолок почти неощутим, а бедные им так придавлены, что практически лишены чувствительности к экономическим колебаниям кроме самых катастрофических. А положение среднего класса и малого бизнеса в первую очередь зависит от кровообращения экономики. Денег в обороте становится меньше — и потолок начинает давить сильнее.
Далеко листать учебник истории и крутить глобус в поисках ближайших примеров подобной динамики не понадобится. В той или иной мере это с людьми с момента изобретения денег, потому что это их баг: их можно обменивать, отправляя дальше по кровотоку экономики, а можно не обменивать. И дело не в людях. На уровне индивидов это нерешаемая проблема. Дело в баге. Надо изменить деньги таким образом, чтобы ограничить возможность их вывода из реальной экономики (накопления, спекуляций), сохранив их полезность как средства обмена. Для этого нужно каким-то образом оставить у монеты только одну сторону: платёжную, производительную, создав, деньги, которыми платится, но не копится.
Возможных вариантов решения может быть много, в том числе не монетарные, и попытки создать деньги с купированной накопительной функцией были. Самый известный из них — эксперимент в Вёргле, основанный на идее «свободных денег Гезеля». Идея свободных денег (фрайгельд, freigeld на немецком), в которых заложена запланированное обесценивание в течение времени, были предложены экономистом Сильвио Гезелем. Эксперимент, также известный как «Вёргльское чудо», был запущен в австрийском городе Вёргль в разгар Великой депрессии в 1932 году. Мэр города, воплощая идеи Гезеля, выпустил планомерно обесцениваемую локальную валюту, запустив процессы, противоречащие состоянию австрийской, да и большинства мировых экономик после 1929 года, когда большинство экономик мира погрузилось в Великую депрессию: уровень безработицы в Вёргле за год снизился на 25 %, в городе был построен мост, улучшено состояние дорог, увеличились капиталовложения в общественные службы. Однако всего через полтора года эксперимент был прекращён решением Центрального банка Австрии:
Банк настаивал на сохранении своей законной монополии на выпуск денег и предпринял юридические шаги, чтобы остановить Вёргльский эксперимент — несмотря на созданное им богатства, несмотря на благо, принесённое населению Вёргля… В конце 1933 года австрийские суды вынесли решение в пользу Национального банка, признав эксперимент незаконным.
Ничего не напоминает? Исторические параллели реакции финансовых властей на попытку переизобрести деньги «снизу» в 1930-е и 2010-е сложно не заметить. Оно и не удивительно, если рассматривать изобретение блокчейна и подъём криптосферы не изолированно, как явление в себе, а в контексте многовекового процесса формирования современной финансовой системы как со всеми её сильными сторонами, так и создаваемыми проблемами.
Однако в цифровую эпоху может получиться то, чего не получалось в ламповую. Как минимум, есть смысл поинтересоваться: возможно ли использовать магию блокчейна так, чтобы создать денежный инструмент, который будет работать для взаиморасчёта, стимулируя экономическую активность (постоянный обмен денег на товары и услуги), но не будет позволять себя копить, тем самым предотвращая отток денег из реальной экономики в накачиваемые ими спекулятивные пузыри.
И, поскольку сами по себе фундаментальные проблемы денег со временем в воздухе не растворяются, то интересоваться стоит. Нужно только вопросы хорошие ставить. Качество ответа — производная от качества вопроса.
Две главные проблемы Биткоина
I. Главная проблема Биткоина — зачем его тратить, если большинство вариантов вложения Биткоина менее прибыльны, чем рост его курса сам по себе. В реальной экономике норма прибыли выше, чем у спекуляций криптой у ограниченного количества высокорисковых (как правило, нелегальных) бизнесов. Все остальные варианты траты Биткоина — даже которые обещают какую-то прибыль, но меньшую, чем подорожание самого битка — автоматически превращаются в убыток. Выгоднее торговли Биткоином чаще всего оказывается либо долгосрочное инвестирование в тот же Биткоин либо торговля другими криптовалютами. То есть, базовый мотор рыночной экономической активности — стремление к максимизации прибыли — уводит Биткоин в контур финансовых спекуляций, лишь частично оставляя его в реальном секторе (и то, зачастую, в нелегальных формах).
Почему это проблема именно с точки зрения Биткоина? Потому что, как заявлялось в манифесте Сатоши Накамото, целью Биткоина было служить средством платежей для электронной коммерции — то есть, он задумывался, чтобы работать в реальной экономике.
II. Другая проблема Биткоина с его ограниченной запланированной эмиссией в 21 миллион — каким образом он может заменить все деньги мира? Капитализация мировой экономики даже на максимуме капитализации Биткоина остаётся примерно в сто раз больше: даже при триллионной капитализации Биткоина капитализация всех мировых рынков приближается к $90 триллионам. Но и раньше было понятно, что дураков отдавать экономику планеты умникам, первыми намайнившим циферки, не найдётся.
Дефляционная природа Биткоина один из факторов, предопределивших его неизбежное превращение в средство накопления. С первых дней Биткоина это было и остаётся основным аргументом в пользу его популяризации: что его количество ограничено и потом они будут дорожать, а поэтому их надо добывать пока можно.
То, что задумывалось как средство платежа (то есть, постоянного оборота) стало цениться как средство накопления — и сломался ваш Биткоин как платёжное-средство-альтернатива-фиату. Ни у какого Сатоши Накамото не получится цифровых денег, если при первых же признаках востребованности их будет привлекательнее откладывать, чем тратить.
Средство платежа должно быть инфляционным. Инфляция денег — один из стимулов их тратить. И всё бы ничего, но человеческая хитрость постоянно изобретает, во что конвертировать деньги, чтобы они не обесценивались — включая Биткоин. Ирония Биткоина: альтернатива фиату обернулась очередным способом его накопления.
Антибиткоин: бесконечная демократически регулируемая валюта
Почему нельзя сделать инфляционный майнинг? Пусть эта музыка будет вечной. А залежавшаяся криптовалюта, наоборот, тает в кошельках тех, кто её не тратит.
А блокчейн даёт способ решения одной из задач, которые и должна решать криптовалюта: демократизация денег, освобождение их от централизованного регулирования практически неподотчётным народу регулятором (центробанки в большинстве стран, ФРС в США) как раз и подойдёт блокчейн. Способ регулировать народную криптовалюту как раз можно подглядеть у Биткоина — и регулировать её народом. Демократическое большинство, 50%+1, должно бить даже блокчейн.
Соответственно, вопрос «Как отвязать спекулятивную ценность от транзакционной?» — это вопрос, ни много ни мало, изобретения Биткоина. По крайней мере, того, который будет работать в сторону результата, ради которого изобретался. Первый оказался бракованным, и вместо торгового инструмента для рынков сам стал предметом торгов, живущим, преимущественно, на биржах. Этот результат несовместим с решением проблемы, сформулированной в первом же предложении оригинальной презентации идеи Сатоши Накамото.
Постоянно идущие со спекулятивного фронта криптовалюты новости отвлекают внимание от проблемы «Как всё-таки создать платёжный инструмент?»
Решение этой проблемы — создание криптовалюты, которая будет заточена под обмен и неинтересна для накопления — решит не только проблему Биткоина; эта криптовалюта решит проблему денег и станет новыми деньгами. Не альтернативой фиату, а первыми деньгами в истории существования денег, в которых исправлен их главный побочный эффект: они больше не работают как средство накопления. Только как средство обмена. Это ли не интересная задача для размышления о применимости крипты? Если её решить, то вопрос нужности такого решения перестанет быть актуален, появится вопрос ко всем, кто использует «старые» деньги: «почему вы всё ещё используете свинец в водопроводных трубах?»
Для многих смысл крипты как раз в том, чтобы она работала независимо ни от кого. Как аналог наличных денег. Но сама постановка задачи возвращает к общей фундаментальной проблеме всех криптоэнтузиастов, первородному греху, восходящему к самому Сатоши: непониманию того, что такое деньги и как они работают на самом деле. Впрочем, это не столько проблема IT, сколько проекция общей проблемы современной теоретической экономики, в которой идёт «гражданская война» идей между (нео)кейнсианцами и сторонниками современной теории денег (MMT), с одной стороны, и (нео)классическими экономистами — с другой.
Наличные деньги — не явление природы, на дереве не растут. Наличные — это легальное средство платежа, эмитированное государством.
- Если под «независимостью криптовалют» подразумевать банки и современную финансовую систему, то всё верно — кроме государства, криптовалютам договариваться ни с кем и не нужно.
- Если же подразумевать «независимо от государства», то будь это возможно — люди бы не смогли пользоваться наличкой. Потому что государство её не только эмитирует, оно ещё и обеспечивает каждодневную возможность ей пользоваться, включая обязательность её к приёму как средства платежа на территории страны. Не будь этого закона — все шансы расплатиться наличкой в любом месте были бы равны шансам расплатиться криптовалютой — просто каждый раз пришлось бы договариваться индивидуально.
Ровно то же самое нужно, чтобы создать цифровой кэш, который будет так же удобен, как наличка. Не код — накодить криптовалют можно с тем же успехом, что напечатать на принтере собственных денег. Толку без признания законом одинаково. Собственно, Биткоин сейчас и функционирует, как функционировали бы в реальности ваши наличные, не будь они эмитированы государством и защищены законом.
Поэтому цифровой аналог наличных, как и сама наличка, в обход государства невозможен. Это должно быть техническое решение, признанное по закону средством платежа. Сейчас это проблема (во-первых, потому что нет технического решения), зато когда она будет решена — цифровая наличка будет также удобна, если не удобнее, бумажной.
Это можно считать новым поколением стейблкойна. Стейблкойн — криптовалюта, курс которой привязан к курсу какого-либо фиата во избежание большой волатильности. Популярное возражение против стейблкоинов (крипты, курс которой привязан к курсу фиата): «если крипта будет 1 в 1 как фиат, то будет абсолютно без разницы рубль у меня или крипторубль, как там его ещё можно назвать — то есть нету смысла перехода на неё никакого» — не отменяет ценность криптовалюты (в первую очередь, благодаря блокчейну) как инструмента.
Криптовалюты по-прежнему решают одну большую проблему: работа в обход банков. Экономическая активность, не зависящая от традиционных финансовых институтов. Ровно то, что и лежало в основе идеи Биткоина. Прямые транзакции онлайн. Они возможны либо фиатом через банки. Либо напрямую криптой в крайне ограниченном диапазоне (99,9% бизнесов её не примут). А крипторубль — это легализованная крипта. Сейчас у человека есть только один способ пользоваться фиатом в интернете: иметь счёт в банке, пользоваться финансовыми сервисами.
С крипторублём будет возможность хранить их в своём кошельке, но платить так же свободно, как фиатом с банковского счёта. В общем, цифровые наличные. Как и было задумано.
Главная проблема стейблкоина — в их принципиальной вторичности относительно фиата. Существующие стейблкоины не смогут стать новыми деньгами, потому существование фиата обеспечивает их функционирование. Они решают проблему волатильности как неотъемлемого свойства биткоиноподобных криптовалют, но теряют их главное достоинство — независимость своего функционирования от традиционные финансовой системы. Стейблкоины 1.0 представляют собой заплатку, а не решение.
По сути, попытки умерить волатильность биткоиноподобных криптовалют, привязывая их курс к сторонним сущностям — товарам, ценностям, фиату, другой крипте — подобны попыткам приспособить воздушный шар к перемещению по дорогам, нагрузив в его корзину побольше мешков с песком, чтобы он летал, но низенько — вместо того, чтобы изобрести паровоз. Причина волатильности Биткоина в том, что, по своей природе — это спекуляционный инструмент, аналог скорее акций, чем денег. В этом его ценность, в этом его слабость. Привязка курса биткоиноподобных криптовалют к чему-либо лишает их спекулятивной ценности, но не делает их полноценным платёжным средством. Это тупиковое направление. Решение задачаи, которую пытаются решать стейблкоины — это создание анти-Биткоина, криптовалюты для платежей, спекуляционный потенциал которой будет минимален или отсутствовать by design — то есть, не будет источника волатильности за пределами нормального инфляционного коридора, а, значит, и необходимости её чем-то компенсировать.
В принципе, методов несколько есть. Это можно и налоговым регулированием делать, но грубо и непрактично по ряду причин. В идеале, чтобы сопротивление накоплению было присуще новым деньгам как таковым, как существующим свойственно его поощрять. В единой среде блокчейна это, возможно, и будет возможно. Если нет — внешние инструменты.
Но вопрос-задача, наоборот, конкретная: как отвязать спекулятивную ценность от транзакционной методами блокчейна?
Компьютер тоже не сразу строился. Были сперва попытки ЭВМ на перфокартах, на светодиодах, на транзисторах, и только на микрочипах они изменили мир. И каждая следующая попытка в этой цепочке была чем-то, чего не было до, благодаря появлению новой технологии. И сейчас идея посмотреть — может, блокчейн для этого и был создан? С точки зрения амбициозности задачи сложно найти другую проблему денег, решение которой было бы ещё важнее с исторической точки зрения, чем попробовать отвязать обменную функцию денег от накопительной, создать «чистые деньги» — универсальный эквивалент, и только.
Такая задача будет намного амбициознее всех имеющихся чисто технических проектов по развитию криптосферы. Их общая проблема в том, что, в большинстве случаев, разработкой криптопроектов занимаются прогрессивные технари без участия прогрессивных экономистов.
Чистых технарей подводит незнание экономики, поэтому масштабность они путают с глупостью, а про действительно важные вопросы денег они не знают. Экономистов — незнакомство с новыми технологиями и общий консерватизм. Но и среди тех, и среди других есть исключения.
Сейчас какую интересную проблему ни возьми — если она не решается мультидисциплинарно, то она толком и не решается. И если, скажем, исследователей современной теории денег сорганизуются с криптогиками, хобби которых новые блокчейны проектировать — это будет, вероятно, peak effort, возможный на этом этапе прогресса технологий и экономической науки.
