Арсен Багдасарян: новейшая история армянских IT в шести случаях из жизни

Директор DataArt Armenia Арсен Багдасарян 25 лет назад начинал системным администратором. Продолжил тестировщиком, дойдя до руководства QA-департаментом в армянском представительстве Synopsys, затем перешел в аутсорсинг. Вместе с Арсеном мы выбрали несколько историй из его жизни, которые иллюстрируют формирование рынка IT в постсоветской Армении. 

Рассказ Арсена Багдасаряна хронологически завершает большой цикл интервью, посвященных истории армянской вычислительной техники, которые музейный проект DataArt собирал более года. В ближайшем будущем мы откроем отдельный лендинг об Армении на сайте IT-музея DataArt.

Культ высшего образования и трудности выбора профессии

— В детстве я умудрялся найти на свою голову историй, все конечности переломал по разу-два. У деда моего близкий друг был врачом-рентгенологом, если что, мама звонила ему: «Дядя Саак, Арсен опять сломал палец». Помню встретили его в гостях у деда, он обрадовался: «Два или три месяца вы мне не звоните. Я уже волноваться начал, все ли у вас нормально». Еще я немного сачковал в школе. Звонил маме после уроков: «Мама, я разбил руку». Мама: «А какая рука?» Когда говорил, что левая, она тут же прибегала. Когда говорил, что правая, она отвечала: «Поставь компрессик, я скоро приеду с работы». У мамы выработался своего рода иммунитет: она понимала, что про правую руку я мог преувеличить, чтобы не писать. 

До 9-го класса школы я не очень задумывался, кем хочу стать. В детстве, как и все нормальные пацаны, сперва хотел быть космонавтом, потом каким-нибудь секретным агентом. Когда подрос, появилась идея фикс стать хирургом. Я даже целый год занимался с репетитором химией, которую надо сдавать в медицинский. Но все планы изменил один разговор с родственниками.

Начало 90-х — не очень благополучное время для Армении: война, голод и холод. После развала Советского Союза стало очень некомфортно, мягко говоря. Многие армяне, в том числе, мои родственники, эмигрировали. Когда мой двоюродный брат решил уехать в Америку, они с женой пришли к нам домой попрощаться. Помню, был приятный летний вечер, мы сидели на балконе с прекрасным видом на гору Арарат. Они должны были улетать через день и думали, что навсегда. Никакого просвета не ожидалось, никто не предполагал, что в Армении может что-то развиваться — тогда все рухнуло. Плюс война и, можно сказать, блокада с трех сторон — один коридор через Грузию. 

Жена брата, программист по образованию, спросила, не думал ли я поступать на прикладную математику — изучать компьютеры. Самое близкое к компьютеру, что я к тому времени встречал — электронная игрушка «Электроника», где волк ловит яйца. Она сказала: «Представляешь, все, что ты видишь на экране — запрограммировано. Если интересно, почитай немножко об этом». 

У отца сразу глаза загорелись — он инженер, окончил политехнический институт: «Я уже год ему говорю — зачем медицинский, у нас в роду медиков нет. Как он потом работу найдет? А по инженерной линии поможем». 

В школе у нас был предмет «информатика». Преподавала его Гаяне Завеновна — эффектная женщина лет 25, вся мужская половина школы была в нее влюблена. Благодаря ей мы научились какой-то теории, но в школе стоял лишь один компьютер. Это как в детском садике — выставляли дорогие игрушки на высоких полках и не давали детям ими играть, потому что поломают. Так и наш компьютер — издалека посмотрели, и нормально. Но с математикой я дружил, и с логикой все было в порядке. Слова жены брата меня заинтересовали.

Отец отговаривал идти на вычислительную технику: пошла молва, что это конец света — конкурс большой. Но в конце концов родители сдались: «Флаг тебе в руки и барабан — мучайся!» Год я упорно занимался с замечательным репетитором, физику полюбил настолько, что забыл про двор, футбол,любые другие дела. Но примерно то же происходило со многими моими друзьями: со времен Советского Союза в Армении был культ высшего образования. Поступить в вуз стремились 90 % выпускников школ, к этому подталкивали и родители, даже если сами были рабочими.  

На экзаменах набрал 18 баллов из 20, скорее, из-за помарок. Мысленно стал готовиться к армии, но поскольку подавал документы не на программное обеспечение и алгоритмические языки, а на конструирование электронно-вычислительных систем, все-таки прошел по конкурсу. Думал через год перевестись на программирование, но остался: одногруппники понравились, а компьютеров студентам ни на одной из специальностей все равно почти не показывали. 

Безмашинное образование и попытки заработать

Я учился с 1990 по 1995 гг., чтобы как-то прожить, ты должен был уметь вертеться. Все заводы позакрывались, начиная со второго курса чем я только не занимался. Был период, когда возили в Россию и Беларусь армянские сапоги: брали их на производстве, с мешками летели в разные города и там их продавали. Одно время даже работал в левом цеху по производству алкогольных напитков. Девальвация армянского драма тогда привела к тому, что стипендия у меня была 1 доллар.

Образование было безмашинное — 3–4 компьютера на весь факультет. Когда мы изучали язык Фортран, писали в тетрадках, потом ходили в лабораторию группами по 5–6 человек. Кто-то вводил программу, дальше все вместе смотрели, что она делает. В общем с компьютером мы работали от силы раз в месяц. 

В Ереване был Институт математических машин имени Мергеляна, были несколько интересных заводов, которые выпускали какие-то магнитофоны, но в основном — продукцию для советского военно-промышленного комплекса. Со дипломом «инженера-электроника-конструктора-технолога» в СССР я бы, вероятно, пошел работать на один из них. Но вся эта отрасль легла, и моя специальность стала невостребованной. Я решил подучиться хотя бы на простого оператора — понять, как же все-таки работает компьютер.

Когда мы оканчивали 3-й курс, один знакомый приобрел компьютеры для своего офиса и попросил помочь их подключить. Мы с другом сказали, что посмотрим, пришли. Собрался народ, нас представили, как компьютерщиков: «Сейчас они всё настроят». Мы попросили, чтобы нам не мешали, заказали кофе, сидим, рассматриваем технику. Монитор, клавиатура есть, а куда воткнуть провода? Смотрим: какие-то разъемы, что-то куда-то нужно совать. Важно не попортить, не туда вставишь — короткое замыкание может быть. Минут 30–40 трудились, оба были в поту. Потом включили, экран засветился, какие-то строчки пошли — DOS.

Мы быстрым шагом дошли до парка, сели на скамейку и оба выдохнули: «Не опозорились!» После этого во мне что-то щелкнуло. Подумалось: «Будет очень стыдно, если меня будут называть компьютерщиком, а я не смогу простой компьютер наладить». Надо было учиться. Но где найти такого специалиста, который мог бы рассказать, что такое операционная система, как работает железо? Первые IT-фирмы в Армении начали открываться только с 95–96 года. 

Почему они все-таки начали открываться? Еще в советские времена Армения была известна хардовой частью разработок. Немногие знают, что один из первых прообразов персонального компьютера в СССР был создан у нас в Ереванском НИИ математических машин. Тогда и программирование было на довольно хорошем уровне. После развала Союза многие уехали из страны — в основном, в США. Благодаря им в итоге и появились первые IT-компании: у нас была армия программистов и инженеров, которым не нужно было платить много. Те, кто оказался в Америке, об этом знали.

В 1995-м мы с друзьями купили компьютеры, накачали на них игр и открыли компьютерный клуб — в это время они только начали входить в моду. Бандиты нас не прижимали: Ереван довольно маленький, хотя живет здесь больше миллиона человек, многие люди знают друг друга в лицо. Вот и нас многие знали с детства, и хотя времена были опасные, трогать не пробовали. Но наш компьютерный клуб и без внешнего вмешательства проработал всего полгода, не выдержав конкуренции, — подобные заведения вдруг стали расти, как грибы после дождя.

Как запустить IT-отдел с нуля

В 1995 году я окончил институт, IT-компании уже были, но без практических навыков попасть туда было невозможно. Я попросил отца разузнать, где можно подучиться на компьютерщика. Тогда это слово было модным. Компьютерщиками называли и системных администраторов, и программистов, и тестировщиков. Папа позвонил другу детства, замдиректора в одной из первых IT-компаний, которая финансировалось из-за рубежа. Тот сказал: «Пусть приходит, посмотрим». Я признался, что ничего толком не умею, хотя в институте учился неплохо и с математикой проблем у меня нет. Меня приставили к одному из специалистов. пообещав месяца за полтора обучить азам. 

Начали с того, что такое компьютер, для чего нужна клавиатура, что такое монитор и системный блок. Дальше стали рассматривать операционную систему DOS, от нее перешли к Norton Commander. Потом — к Windows. Через пару месяцев я был уверен, что меня возьмут на работу куда угодно. Но в основном нужны были программисты, а я больше по системам, по администрации. 

В итоге я оказался в НИИ сейсмологии и сейсмостойкого строительства, где заместителем директора работал отец моего близкого друга. После разговора он дал мне ключи и отправил в сопровождении секретарши в компьютерный отдел. Под толстым слоем пыли там стояли два компьютера и матричный принтер. Я должен был прибраться, а потом в одиночку перевернуть работу института, оцифровав все что можно. Простая работа оператора — ввести огромное количество бумажных документов в Word, построить таблички в Excel. Зарплата — 20–30 долларов. Но я все равно оставался ночами.

Печать на матричном принтере требовала много времени, и я пошел к замдиректора, как герой фильма «Джентльмены удачи»: «Керосинка плохая — нужно покупать примус». Сказал, что нам нужны «Пентиум» и лазерный принтер. Когда назвал сумму, тот пришел в ужас — бешеные деньги. Здесь была важная с точки зрения опыта история: я расписал все аргументы в пользу апгрейда. Вызвали начальников отделов, прикинули, насколько повыситься производительность, которая и так уже серьезно выросла, когда документы перестали просто копиться на бумаге.

В итоге я стал начальником отдела, куда взяли еще одного сотрудника, купили не только все, что я просил, но и струйный цветной принтер. Через месяц все приехало, я почти сутки все подключал и налаживал, ставил драйверы. Но теперь у нас был настоящий вычислительный центр. 

Стартап внутри вооруженных сил

Месяца через три я понял, что не хочу всю жизнь оставаться оператором, и стал искать работу. В сетях и системах разбирался неплохо, но везде первым делом спрашивали, служил ли я в армии. Я не служил, потому что война уже закончилась, и надобность в двухгодичных офицерах не была высокой. Пошел в военкомат, решение получилось таким: три месяца подготовки, получения звание лейтенанта и распределение в часть. Началась моя армейская эпопея.

По военно-учетной специальности я был артиллеристом, после казарменного положения в учебке меня направили служить в очень хороший район, на один из наших курортов. К этому времени у меня уже была семья, и я смог забрать с собой жену и сына. Служба оказалось довольно интересной, не буду вдаваться в подробности — военная тайна. 

Но для меня было важно, за два года службы не забыть гражданской специальности. Через 2–3 месяца я встретил хорошего друга, который в университете учился на программиста, но военную кафедру не проходил, и в части оказался сержантом. Решили что-нибудь придумать вместе, тем более, он обещал принести из дома компьютер с принтером. 

Поразмыслив, я зашел к начальнику дивизиона и предложил оцифровать картотеку, разгрузив офицеров от лишней писанины. Заключили сделку: освобожденный от нарядов сержант привозит из Еревана свой компьютер, мы получаем маленькую комнату, а я становлюсь начальником вычислительного центра — безо всякой техники и с единственным подчиненным. Я дал слово, что к очередной проверке дивизион будет образцово-показательным.

За неделю мы оборудовали ВЦ, день и ночь готовились к инвентаризации, после которой дивизион признали лучшим в полку и вручили переходящее знамя. Все были счастливы, а ко мне потянулись офицеры из других дивизионов: «У нас тоже паренек компьютер хочет принести». Я начал учить людей, а параллельно сам осваивал программирование на C++ по книжке в желтом переплете.

Первые банковские служащие без галстуков

В 1999 году я вернулся в Ереван, и друг предложил мне работу в своей новой фирме, подключавшей банки к общей сети Центрального банка Армении. Мы настроили сеть «Сбербанка Армении», во всех 60–70 отделениях поставили компьютеры, подключили к сети через модемы — нормального интернета еще не было. До сих пор у меня в голове слышны звуки соединения. Обучение банковского персонала оказалось адской работы: в основном там работали немолодые женщины, которые раньше с компьютером не сталкивались. Одна из сотрудниц после каждого движения пыталась посмотреть, что же под ней. 

Но в итоге автоматизация состоялась: все данные за банковский день собирались в единый файл. Сотрудникам нужно было просто поставить его в нужное место и сделать 2–3 клика, правда, на то, чтобы с этими тремя кликами разобраться, иногда уходила неделя.

Потом мне предложили перейти в «Сбербанк — курировать подключенные нами отделения. Я согласился, поскольку мне» пообещали должность начальника отдела через четыре–пять месяцев.

В банке был дресс-код: все приходили в костюмах и при галстуках, но вскоре я взбунтовался: «Жена домой не пускает, каждый день сорочку и штаны стирает, потому что я на работе всегда ползаю под столами и что-то настраиваю». Попросил, чтобы меня принял один из замов, который курировал и IT-сферу. Захожу в кабинет, хмурый мужчина интересуется, с чем я пожаловал. Я попросил его представить себя на моем месте, ползающем в костюме на коленях. Он: «Как ты себе позволяешь ставить меня на свое место?» Но через неделю нашему отделу разрешили ходить на работу в джинсах и футболках.

Потом в департамент пришли новые люди, и начальником отдела я так и не стал. Но все-таки маленькую революцию для коллег успел совершить.

Из банка в QA и аутсорс

Еще работая в банке, я заинтересовался новой специальностью тестировщика. К началу 2000-х в Ереване было около 20 IT-компаний, в одной из них — HPL (Heuristic Physics Laboratories) — работал мой тесть, который был системным программистом еще при СССР. Он порекомендовал меня начальнику отдела тестирования, предупредив, чтобы не брали, если не подойду. На собеседовании были какие-то логические задачки, потом мне предложили на полмесяца место стажера. Дней через 10 начальник отдела говорит: «Я очень доволен твоей работой». Меня это еще больше вдохновило, я засиживался допоздна, готовил отчеты. В итоге проработал в HPL 5 лет, стал начальником отдела — уже Quality Assurance. Потом пришла новость, что HPL покупает одна из самых передовых компаний в этой области Synopsys. Там я работал еще лет 15, то есть, почти 20 лет на одном месте, с одним коллективом. Уходить было трудно, но я решил двигаться дальше.

Где бы я ни работал, всегда дополнительно занимался чем-то интересным. В 2000-х в Армении не использовали слова аутсорсинг, у нас это называлась «левая работа». Но на протяжении 10–15 лет у меня была своя команда, мы дружили и делали много разных проектов. Работали под девизом «нет ничего невозможного», правда, верили, что можем все. И заказчики нас любили.

После провала в 1990–1995 гг. началось активное развитие отрасли, с 2000-х пошел резкий рост. Сейчас по официальным данным в Армении около 700 больших и малых IT-компаний, это около 30 тысяч айтишников.

На этом фото Арсен Багдасрян принимает в офисе DataArt в Ереване важных гостей: Радика Ананяна и Рафаела Саргсяна.