Прежде чем перейти к статье, хочу вам представить, экономическую онлайн игру Brave Knights, в которой вы можете играть и зарабатывать. Регистируйтесь, играйте и зарабатывайте!
Илон Маск (Elon Reeve Musk) по видеоконференции (youtube трекер 11:25) в процессе участия в бизнес-форуме «Дело за малым!», Краснодар 18-19.10.2019 сказал (перевод отсюда):
Актуальность позиции судьи можно подтвердить словами успешного человека с другого конца света Джека Ма (Ма Юнь, Jack Ma):
«Через 20-30 лет наши дети просто не смогут выжить с образованием, которое мы им даем» (англ.).
Предполагаю, что мотивами мнения судьи Арановского К.В. являются переживание за существующее положение с высшим образованием в России и адресуясь к «административному сословию» с просьбой, от имени народной массы, которую Владислав Сурков, в своей статье «Долгое государство Путина», облек свойствами:
Логика взаимосвязей КС была аргументирована тем, что дипломы о квалификации не являются обязательными, так как государство обязуется признавать безработными потенциально всех граждан РФ, в том числе и тех кто не имеет никакой квалификации.
Судья Арановский К.В. посчитал, что такой системы аргументации недостаточно в этом вопросе и что логика признания должна быть приблизительно следующая. Дифференциация количества прав, которые государство гарантирует сертифицированному специалисту должно происходить в том случае, когда государство обеспечило полный спектр возможностей для реализации талантов человека в области общественно-полезной деятельности. И уже на основании успехов этого человека возможна дифференциация. Но в настоящий момент этого нет, и не может быть теоретически, так как система высшего образования в РФ, в угоду «административному сословию», идет по пути, который игнорирует весь опыт человечества.
Чтобы хабровцы могли более четко понимать логику судьи, считаю необходимым пояснить, что судья не оперирует морально-этическими критериями, принятыми в обществе. Неплохо это объяснено в учебнике А.Н. Головистикова, Ю.А. Дмитриев. Проблемы теории государства и права: Учебник. – М.: ЭКСМО, 2005.:
1) ГПК РФ Статья 16. Основания для отвода судьи
Далее представляю зафиксированное мнение судьи в полном объеме.
В каких ситуациях изложенное в Постановлении Конституционного Суда Российской Федерации делу о проверке конституционности положений пунктов 1 и 2 статьи 3 Закона Российской Федерации «О занятости населения в Российской Федерации» в связи с жалобой гражданина М.В.Чайковского особое мнение судьи Арановского К.В. можно использовать для обоснования весомости позиции одной из сторон?
По моему мнению, аргументацию судьи Конституционного суда можно использовать, когда опираясь на предпосылку, что выводы сертифицированного специалиста более весомы, чем выводы специалиста, не имеющего диплома, одна из сторон требует сообразного, по ее мнению, изменения условий договора. Простейшим примером, может быть ситуация, когда какую-то разработку провел специалист, который не имеет диплома по профилю инженер-программист. Встречная сторона представила заключение специалиста, с соответствующим дипломом, и из этого заключения следует, что качество выполненной работы не соответствует необходимому. Как следствие, она может требовать соответствующих подвижек от исполнителя. А тот факт, что специалист исполнителя, допустим, много лет этим занимается, реализовал десятки проектов, по мнению заказчика, не существенен.
На этом этапе необходимо пояснить, что суд всегда определяет соразмерность компенсаций и уступок с уровнем сложившемся в государстве по этому направлению. И, как следствие, сторона оказывающая услуги разработки, должна доказывать обоснованность цен, своих услуг их уникальность и т.п., в случаях когда встречная сторона пытается их снизить. Оптимальным решением является разбивка общей суммы на составляющие, так как суду приходится в каждом случае искать отдельные алгоритмы снижения исковых требований.
Хорошим примером этого механизма является решение № 2-3980/2018 от 6 ноября 2018 г. Кировского районного суда Санкт-Петербурга. В этом процессе истец, за использование на сайте ответчика изображения созданной им план-панорамы Санкт-Петербурга, требовал взыскать, в счет компенсации за нарушение авторских прав 5 млн.рублей. Суд постановил взыскать 150 тыс.рублей и издержки.
Нужно всегда учитывать, что позиция, зафиксированная в Постановлении КС, не является прямой нормой права. И опираясь на нее бросаться «с шашкой на таки» будет не эффективно. Механизмы интеграции аргументов из Постановления КС необходимо брать, понимая статус этого органа судебной власти. Для прояснения этого аспекта буду использовать цитаты из научных статей, во избежание обвинений в предвзятости.
Курятников В.В. Конституционная (уставная) юстиция: понятие и сущность.
Крапивкина О.А. Природа института особого мнения судьи в различных правовых системах Вестник ИрГТУ №2(97) 2015
О.А.Крапивкина Особое мнение судьи vs. Коллегиальное решение суда или индивидуализм vs. институционализм.
Сергеев А.Б. Особое мнение судьи в системе отправления правосудия в уголовном судопроизводстве.
Из представленных выше выдержек видно, что прямое апеллирование к особому мнению практически невозможно и одним из аргументов является тот, что тем самым эта апелляция будет склонять суд к принятию решения на основе прецедента, что может быть воспринято судом как давление на него. С другой стороны необходимо выстраивать стройную, логически связанную систему существенности правовых позиций стороны судебного процесса. А в вопросе защиты авторских и смежных прав, с учетом неопределенности многих формулировок, это достаточно сложно. На Хабре есть пост «Разоблачение 12 юридических заблуждений о программах для ЭВМ» и он, на мой взгляд, достаточно качественно систематизировал точки ветвления, которые необходимо учитывать, при попадании в ситуацию судебной защиты авторских прав. Пост опубликован в 2013 году и, так как лично не проверял актуальность проведенного анализа в нем, то советую это провести, прежде чем использовать его содержимое. Эта необходимость возникает от того, что развитие правового вопроса происходит непрерывно, складывается определенная судебная практика, появляются разъяснения Верховного суда.
Представлю два примера того как степень компетенции может быть использована при защите интеллектуальных прав.
Первый и не теряющая актуальности ситуация связана с ситуацией когда сотрудник захватив все результаты уходит к заказчику и оставляет подрядчика без вознаграждения. Эта ситуация описана в посте от 2013 года «Подборки судебных решений. Софт и суды», а тот факт, что данный аспект не потерял актуальности видно из свежего поста «Разработчик хочет уйти в стартап. Что делать работодателю?». В материале 2013 года, первый процесс, описывается ситуация, когда коллектив авторов, создавших программу в рамках исполнения трудовых обязанностей программный продукт права на которые принадлежат организации. И, в последствии, один из сотрудников указанного коллектива перейдя в другую организацию создал другой продукт с использованием наработок коллектива из предыдущего места работы. Ссылка на решение арбитражного суда, в том материале, уже неработающая, но после поиска обнаружена работающая ссылка на Решение Арбитражного суда города Санкт-Петербурга и Ленинградской области по делу № А56-18671/2014 от 23 мая 2014 года, что дает основания использовать материалы поста на Хабре.
В целом решение суда было принято в пользу истца, того у кого украли программу, на основании заключения эксперта, который путем сопоставления программного кода модулей, цитата:
Возникает вопрос – как определить степень компетентности? Для описанного выше случая предложил бы следующую схему. Выше было отмечено, что продукт создавался коллективом авторов. Обычно в таких коллективах каждый занимается тем, что хорошо знает и, как следствие, когда-то ранее в других продуктах применял похожие решения. Собрать от каждого из авторов по два-три примера ранее использованных решений и поставить вопрос перед экспертизой, примерно в следующей форме: использованные в украденном продукте решения, в том или ином модуле, совпадают ли по стилю, технологиям, формату, составу с произведенными творческим трудом решениями определенного автора в продуктах произведенных ранее. По принципу идентичности почерка. Предполагаю, что если составляющие элементы будут совпадать, то это несложно будет связать с источником происхождения продукта.
Следующим примером будет Решение Ленинск-Кузнецкого городского суда Кемеровской области делу № 2-13/2019 от 04 февраля 2019 года.
Суть дела формулируется следующим образом гражданка в период работе в ООО «Водоканал» сделал экселевский файл в котором можно было проводить автоматическую обработку данных по технологии ГОСТ Р 50779.42-99 (ИСО 8258-91) «Статистические методы. Контрольные карты Шухарта». Большинство хабровцев видели, во многих организациях, эти хранимые как зеницу ока экселевские файлы, которые передаются от сотрудника к сотруднику, как величайшее ноу-хау. Спорить, с этим положением вещей, смысла нет, так как реально они экономят очень много времени работникам. После своего увольнение предприятие продолжало использовать эту разработку бывшей сотрудницы. Она решила, что такое использование ее разработки наносит ей вред и обратилась с иском в суд где оценила сумму исковых требований в размере 100 тыс.руб.
Женщине было отказано со следующей мотивировкой:
С учетом:
Естественно тут однозначная ошибка со стороны истца. Она кстати может быть исправлена путем направления нового иска, в котором обозначен новый предмет иска и выполнено требование, цитата:
В заключении хочется отметить, что наше общество двигается к пониманию, что титул, звание, принадлежность к какой-то социальной группе является следствием ценности человека для общества и эта ценность определяется уровнем полезности, то есть уровнем его навыков и компетенций при реализации права на труд.
«Мне кажется, что образование в России — очень хорошее. И мне кажется, что в России много талантов и много чего интересного, с точки зрения технологий».С другой стороны судья Конституционного суда Арановский К.В. в особом мнении в Постановление Конституционного Суда Российской Федерации делу о проверке конституционности положений пунктов 1 и 2 статьи 3 Закона Российской Федерации «О занятости населения в Российской Федерации» в связи с жалобой гражданина М.В.Чайковского, 8 октября 2019 года высказался очень критично:
«Тогда можно будет, наверное, заново обсудить, насколько профессиональное образование сертифицирует доступ к профессиям и следует ли связывать с дипломами осуществление тех или иных прав».При этом Арановский К.В. мотивирует связанность этих конституционных прав с условиями:
«Если бы профессиональное образование уверенно гарантировало квалификацию обладателей дипломов, то в конституционно-правовом балансе интересов и ценностей это имело бы иной, вероятно, вес, который дал бы больше оснований поддержать авторитет диплома, чтобы обладание им было условием осуществления свободы труда и связанных с нею прав».Как видно из высказывания Арановского К.В. существует прямая связь с профессиональной сертификацией и объемом прав человека. А такая связь, подтвержденная позицией судьи Конституционного суда, может быть аргументом для усиления позиции в случае инициации судебных процессов при защите прав автора. Этот аспект попробую раскрыть в данном материале.
Актуальность позиции судьи можно подтвердить словами успешного человека с другого конца света Джека Ма (Ма Юнь, Jack Ma):
«Через 20-30 лет наши дети просто не смогут выжить с образованием, которое мы им даем» (англ.).
Предполагаю, что мотивами мнения судьи Арановского К.В. являются переживание за существующее положение с высшим образованием в России и адресуясь к «административному сословию» с просьбой, от имени народной массы, которую Владислав Сурков, в своей статье «Долгое государство Путина», облек свойствами:
«Своей гигантской супермассой глубокий народ создает непреодолимую силу культурной гравитации, которая соединяет нацию и притягивает (придавливает) к земле (к родной земле) элиту, время от времени пытающуюся космополитически воспарить».Поясню в простой схеме суть проблемы, которую рассматривал КС (Конституционный Суд) в этом процессе. Гражданин М.В. Чайковский обратился в центр занятости с просьбой признать его безработным. Центр занятости отказал ему в присвоении этого статуса, основываясь на том, что он не предоставил необходимые копии документов из установленного списка: справку о доходах и документы подтверждающие квалификации. Гражданин обратился в суд и суды первой инстанции и последующих признали этот отказ правомерным. Тогда он обратился в КС РФ. Суд рассмотрев обстоятельства дела признал, что требования центра занятости неправомерны.
Логика взаимосвязей КС была аргументирована тем, что дипломы о квалификации не являются обязательными, так как государство обязуется признавать безработными потенциально всех граждан РФ, в том числе и тех кто не имеет никакой квалификации.
Судья Арановский К.В. посчитал, что такой системы аргументации недостаточно в этом вопросе и что логика признания должна быть приблизительно следующая. Дифференциация количества прав, которые государство гарантирует сертифицированному специалисту должно происходить в том случае, когда государство обеспечило полный спектр возможностей для реализации талантов человека в области общественно-полезной деятельности. И уже на основании успехов этого человека возможна дифференциация. Но в настоящий момент этого нет, и не может быть теоретически, так как система высшего образования в РФ, в угоду «административному сословию», идет по пути, который игнорирует весь опыт человечества.
Чтобы хабровцы могли более четко понимать логику судьи, считаю необходимым пояснить, что судья не оперирует морально-этическими критериями, принятыми в обществе. Неплохо это объяснено в учебнике А.Н. Головистикова, Ю.А. Дмитриев. Проблемы теории государства и права: Учебник. – М.: ЭКСМО, 2005.:
«у морали и права различны оценочные критерии поведения людей. В праве используются такие критерии как правомерно — неправомерно, законно — незаконно, имеет право — несет обязанность и т.д. Для моральной оценки существуют иные критерии: морально — аморально, честно — нечестно, похвально — постыдно, благородно — подло и т.д.».Эти принципы заложены в нормах статей:
1) ГПК РФ Статья 16. Основания для отвода судьи
3) лично, прямо или косвенно заинтересован в исходе дела либо имеются иные обстоятельства, вызывающие сомнение в его объективности и беспристрастности.2) АПК РФ Статья 21. Отвод судьи
7) делал публичные заявления или давал оценку по существу рассматриваемого дела3) УПК РФ Статья 61. Обстоятельства, исключающие участие в производстве по уголовному делу
2. Лица, указанные в части первой настоящей статьи, не могут участвовать в производстве по уголовному делу также в случаях, если имеются иные обстоятельства, дающие основание полагать, что они лично, прямо или косвенно, заинтересованы в исходе данного уголовного дела.Согласитесь, что обосновать свою позицию о том, что происходящие социальные процессы приведут к отрицательным морально-этическим результатам в пространстве правовых формулировок достаточно сложно.
Далее представляю зафиксированное мнение судьи в полном объеме.
Мнение судьи Конституционного суда К.В. АРАНОВСКОГО
В согласии с Постановлением по делу о проверке конституционности положений пунктов 1 и 2 статьи 3 Закона Российской Федерации «О занятости населения в Российской Федерации» в связи с жалобой гражданина М.В.Чайковского полагаю важным заметить следующее.
При получении статуса безработного гражданин больше не обязан предъявлять диплом о высшем, в частности, образовании в доказательство профессиональной квалификации. Не первый раз уже Конституционный Суд Российской Федерации расторгает прямую зависимость осуществления прав от предъявления диплома. В Постановлении от 14 ноября 2018 года No41-П Конституционный Суд Российской Федерации заключил, что наличием диплома не может быть строго обусловлено даже право на педагогическую деятельность (определенных видов), если ее успешно осуществляет лицо, которое соответствует своей должности.
Постановление Конституционного Суда Российской Федерации могло бы, наверное, состояться в несколько ином содержании, имей образовательные документы иную репутацию, чем теперь. Если бы профессиональное образование уверенно гарантировало квалификацию обладателей дипломов, то в конституционно-правовом балансе интересов и ценностей это имело бы иной, вероятно, вес, который дал бы больше оснований поддержать авторитет диплома, чтобы обладание им было условием осуществления свободы труда и связанных с нею прав.
Отказ системе образования в привилегиях на сертификацию профессий трудно не связать с ее состоянием, когда в ней столько динамики, что нельзя рассчитывать на стабильное качество образовательного продукта. Так, некоторое время назад межведомственная группа при Правительстве России приступила к работе, которая должна была привести к очередному пересмотру правил аккредитации вузов и к распределению их на три категории: базовую, продвинутую и ведущую. Базовым вузам предстояло перейти на онлайн-курсы, что сделало бы их учебно-консультационными пунктами с дистанционным, видимо, обучением подобно интернет-пунктам, где стоимость услуги включала бы и диплом. Периферийные эти вузы-ячейки вошли бы в пирамидальные структуры как рядовые члены и там бы практиковали коучинг, прививали бы «компетенции», как прививают лидерство и комплаенсы на мастер-классах и тренингах в духе сетевого маркетинга. Ведущим вузам, случись это все, предстояло бы готовить учебные продукты для распространения их в дальнейшем по сети через «продвинутые» вузы среднего звена. Тогда бы, конечно, вузы снизили издержки за счет масштабов и ресурсов сети при сокращении штата преподавателей. Такие начинания неизменно пользуются поддержкой в административном сословии и среди активистов, они постоянно там зреют и получают иногда реализацию.
Не все, однако, видят в них прогресс просвещения. Кто-то решит, что непрерывный риск структурных перемен, не говоря уже о реальном их исполнении, лишает науку и профессиональное образование возможности поддерживать качество на достойном уровне. Так, не все считают полезным внедрение болонской системы, и многие предпочли бы без этого обойтись, как обошлись, например, немецкие университеты. Не каждый убежден, что от введения бакалавриата-магистратуры по болонским стандартам выросло качество образования и что теперь российские дипломы признают по международным стандартам, как того ожидали. Бессчетные же ресурсы, которые на это были потрачены, можно было израсходовать во благо науке и на достойную оплату преподавательского труда. Улучшения в образовании длятся лет тридцать, а результаты их все еще спорны, так что теперь, когда столько истрачено, а доверия дипломам не прибавилось, нет причин полагаться впредь на министерские решения, инициативу ректоратов и на энтузиазм активистов.
Не исключено, что придется теперь подождать, пока дипломы большинства вузов и техникумов (лицеев, колледжей и др.) станут убедительными. Тогда можно будет, наверное, заново обсудить, насколько профессиональное образование сертифицирует доступ к профессиям и следует ли связывать с дипломами осуществление тех или иных прав. Пока что, однако, образовательные стандарты, предусмотренные самой Конституцией Российской Федерации (часть 5 статьи 43), администраторы и активисты не могут представить иначе как в документах и отчетах, предписанных по их ведомству, хотя университетская автономия и академическая свобода предполагают в стандартах, скорее, сложившийся ориентирующий образец.
Привилегия на выдачу дипломов до последнего времени гарантировала профессионально-образовательной системе защищенные законом доходы, включая бюджетные. Оставлять за нею такие гарантии, наверное, уже нерасчетливо без той уверенности, что они пойдут на благо собственно образованию. За прожитое в реформах время система распределяла ресурсы так, что это вряд ли хорошо сказалось на профессионализме, благополучии и достоинстве преподавателей, т.е. на качестве обучения. Система платит скудно, если преподаватель не получит в ее управленческом секторе оплачиваемую роль администратора, исполнителя или активиста-энтузиаста. Иногда же она позволяет преподавателю немного прирастить бедный свой заработок, но не за работу, а за хорошую статистику и отчетность, за демонстрацию компетентностного подхода вместо академических методов, за соискание грантов и за рейтинги, мониторинги с графиками и за все остальное, что дорого службам ректората и ведомства. Преподавателю нужно для этого воспитать в себе навыки и умения писать резюме и заявки, размещать их по фондам и ведомствам, оформлять аккредитации, формировать индексы цитирования.
В такой обстановке ценят не преподавание и не учебу, а учебно-методические комплексы, которые нужны не студентам и педагогам, а службам, чтобы те хорошо себя чувствовали и оставались при важном деле на выгодных позициях. Вряд ли, однако, ради этого нужно сохранять привилегии системы, обеспеченные обязательностью дипломов. Ее интересы и ценности малоубедительны, и ради них нельзя ограничивать свободы граждан, возможности социальной государственности вопреки положениям статей 2, 7, 17, 18, 21, 34, 37, части 3 статьи 55 Конституции Российской Федерации.
Субординация и отчетность под началом администраторов угнетают преподавание и науку, когда вузы уступают свое самоуправление, академическую свободу, стиль и обслуживают систему, которая выдает разрешения на профессию. Автономия – обязательное условие деятельности вуза, и если считать, что российские вузы к ней не способны, то нереальны и расчеты на хорошее образование и на дипломы, разумеется.
Конституционный Суд Российской Федерации видит в автономии вузов основополагающее начало их деятельности, которое определяет их отношения с государством и государственную политику в области образования (Постановление от 27 декабря 1999 года No 19-П); он констатирует, что автономия оправдала себя исторически в общеевропейской университетской традиции, и связывает ее с целями социального государства, свободой научного, технического и других видов творчества, преподавания, с правом каждого на образование и с другими конституционными ценностями, которые следуют из положений статей 7, 17, 18, 43 (части 1 и 5), 44 (часть 1) Конституции Российской Федерации; он допускает ограничения автономии государственных и муниципальных вузов со стороны органов публичной власти лишь в конституционно значимых целях и постольку, поскольку эти органы на правах учредителя контролируют соответствие деятельности вуза его уставным целям (Определение от 7 июня 2011 года No 767-О-О). Автономию образовательных учреждений – с академической свободой в поиске истины, со свободным ее изложением и распространением под профессиональную ответственность преподавателей без попечения начальств – признавала статья 3 Федерального закона «О высшем и послевузовском профессиональном образовании». Из того же исходит статья 3 Федерального закона «Об образовании в Российской Федерации», причисляя к принципам образования свободу педагога в определении форм и методов обучения и воспитания, автономию образовательных организаций, академические права и свободы педагогов и обучающихся (пункты 7, 8, 9). Исполнение этих положений сомнительно, если система ставит участников образовательного дела на службу своим интересам. Даже Петр I не сомневался в том, что «науки подчинения терпеть не могут», а Н.И.Пирогов и подавно настаивал на том, что административное единообразие несовместимо с «автономическим университетом»,[1] что «автономия и чиновничество нейдут вместе» и что «в науке есть своя иерархия; сделавшись чиновною, она теряет свое значение»[2].
Теперь же многое располагает к тому, что скоро придется, быть может, в самых разных правоотношениях повременить со строгой обязательностью дипломов, пока не появятся веские доказательства тому, что вузы восстанавливают автономию. Но это нереально, если административная часть в системе образования не станет малолюдной из-за сокращения штатов и служб, отпадения их функций и методических руководств. Нужно убедиться и в том, что структурные изменения в образовании сводятся главным образом к ликвидации отмирающих институций, а действующие учреждения потеряли интерес к реорганизациям и к смене титулов и что энтузиастам больше не удаются их инициативы создания кафедры размером с факультет или учреждения вместо них «школ» и «направлений».
Пока административная часть сообща с активистами ведет себя как устроитель и хозяин образования, определяет его архитектуру и судьбы, бесперспективно и незачем тратить силу закона на обязательность дипломов, которая в этом случае теряет конституционно-правовые основания. Изложенное не расходится с принятым по настоящему делу Постановлением.
[1] См.: Университетский вопрос // Вестник Европы. Т. 1(237). СПб., 1906. С. 1, 15.
[2] См.: Кропотова Н.В. Николай Иванович Пирогов об университетской культуре: Что изменилось за полтора века? // Современные научные исследования и инновации. 2016. No7 // web.snauka.ru/issues/2016/07/70077.
При получении статуса безработного гражданин больше не обязан предъявлять диплом о высшем, в частности, образовании в доказательство профессиональной квалификации. Не первый раз уже Конституционный Суд Российской Федерации расторгает прямую зависимость осуществления прав от предъявления диплома. В Постановлении от 14 ноября 2018 года No41-П Конституционный Суд Российской Федерации заключил, что наличием диплома не может быть строго обусловлено даже право на педагогическую деятельность (определенных видов), если ее успешно осуществляет лицо, которое соответствует своей должности.
Постановление Конституционного Суда Российской Федерации могло бы, наверное, состояться в несколько ином содержании, имей образовательные документы иную репутацию, чем теперь. Если бы профессиональное образование уверенно гарантировало квалификацию обладателей дипломов, то в конституционно-правовом балансе интересов и ценностей это имело бы иной, вероятно, вес, который дал бы больше оснований поддержать авторитет диплома, чтобы обладание им было условием осуществления свободы труда и связанных с нею прав.
Отказ системе образования в привилегиях на сертификацию профессий трудно не связать с ее состоянием, когда в ней столько динамики, что нельзя рассчитывать на стабильное качество образовательного продукта. Так, некоторое время назад межведомственная группа при Правительстве России приступила к работе, которая должна была привести к очередному пересмотру правил аккредитации вузов и к распределению их на три категории: базовую, продвинутую и ведущую. Базовым вузам предстояло перейти на онлайн-курсы, что сделало бы их учебно-консультационными пунктами с дистанционным, видимо, обучением подобно интернет-пунктам, где стоимость услуги включала бы и диплом. Периферийные эти вузы-ячейки вошли бы в пирамидальные структуры как рядовые члены и там бы практиковали коучинг, прививали бы «компетенции», как прививают лидерство и комплаенсы на мастер-классах и тренингах в духе сетевого маркетинга. Ведущим вузам, случись это все, предстояло бы готовить учебные продукты для распространения их в дальнейшем по сети через «продвинутые» вузы среднего звена. Тогда бы, конечно, вузы снизили издержки за счет масштабов и ресурсов сети при сокращении штата преподавателей. Такие начинания неизменно пользуются поддержкой в административном сословии и среди активистов, они постоянно там зреют и получают иногда реализацию.
Не все, однако, видят в них прогресс просвещения. Кто-то решит, что непрерывный риск структурных перемен, не говоря уже о реальном их исполнении, лишает науку и профессиональное образование возможности поддерживать качество на достойном уровне. Так, не все считают полезным внедрение болонской системы, и многие предпочли бы без этого обойтись, как обошлись, например, немецкие университеты. Не каждый убежден, что от введения бакалавриата-магистратуры по болонским стандартам выросло качество образования и что теперь российские дипломы признают по международным стандартам, как того ожидали. Бессчетные же ресурсы, которые на это были потрачены, можно было израсходовать во благо науке и на достойную оплату преподавательского труда. Улучшения в образовании длятся лет тридцать, а результаты их все еще спорны, так что теперь, когда столько истрачено, а доверия дипломам не прибавилось, нет причин полагаться впредь на министерские решения, инициативу ректоратов и на энтузиазм активистов.
Не исключено, что придется теперь подождать, пока дипломы большинства вузов и техникумов (лицеев, колледжей и др.) станут убедительными. Тогда можно будет, наверное, заново обсудить, насколько профессиональное образование сертифицирует доступ к профессиям и следует ли связывать с дипломами осуществление тех или иных прав. Пока что, однако, образовательные стандарты, предусмотренные самой Конституцией Российской Федерации (часть 5 статьи 43), администраторы и активисты не могут представить иначе как в документах и отчетах, предписанных по их ведомству, хотя университетская автономия и академическая свобода предполагают в стандартах, скорее, сложившийся ориентирующий образец.
Привилегия на выдачу дипломов до последнего времени гарантировала профессионально-образовательной системе защищенные законом доходы, включая бюджетные. Оставлять за нею такие гарантии, наверное, уже нерасчетливо без той уверенности, что они пойдут на благо собственно образованию. За прожитое в реформах время система распределяла ресурсы так, что это вряд ли хорошо сказалось на профессионализме, благополучии и достоинстве преподавателей, т.е. на качестве обучения. Система платит скудно, если преподаватель не получит в ее управленческом секторе оплачиваемую роль администратора, исполнителя или активиста-энтузиаста. Иногда же она позволяет преподавателю немного прирастить бедный свой заработок, но не за работу, а за хорошую статистику и отчетность, за демонстрацию компетентностного подхода вместо академических методов, за соискание грантов и за рейтинги, мониторинги с графиками и за все остальное, что дорого службам ректората и ведомства. Преподавателю нужно для этого воспитать в себе навыки и умения писать резюме и заявки, размещать их по фондам и ведомствам, оформлять аккредитации, формировать индексы цитирования.
В такой обстановке ценят не преподавание и не учебу, а учебно-методические комплексы, которые нужны не студентам и педагогам, а службам, чтобы те хорошо себя чувствовали и оставались при важном деле на выгодных позициях. Вряд ли, однако, ради этого нужно сохранять привилегии системы, обеспеченные обязательностью дипломов. Ее интересы и ценности малоубедительны, и ради них нельзя ограничивать свободы граждан, возможности социальной государственности вопреки положениям статей 2, 7, 17, 18, 21, 34, 37, части 3 статьи 55 Конституции Российской Федерации.
Субординация и отчетность под началом администраторов угнетают преподавание и науку, когда вузы уступают свое самоуправление, академическую свободу, стиль и обслуживают систему, которая выдает разрешения на профессию. Автономия – обязательное условие деятельности вуза, и если считать, что российские вузы к ней не способны, то нереальны и расчеты на хорошее образование и на дипломы, разумеется.
Конституционный Суд Российской Федерации видит в автономии вузов основополагающее начало их деятельности, которое определяет их отношения с государством и государственную политику в области образования (Постановление от 27 декабря 1999 года No 19-П); он констатирует, что автономия оправдала себя исторически в общеевропейской университетской традиции, и связывает ее с целями социального государства, свободой научного, технического и других видов творчества, преподавания, с правом каждого на образование и с другими конституционными ценностями, которые следуют из положений статей 7, 17, 18, 43 (части 1 и 5), 44 (часть 1) Конституции Российской Федерации; он допускает ограничения автономии государственных и муниципальных вузов со стороны органов публичной власти лишь в конституционно значимых целях и постольку, поскольку эти органы на правах учредителя контролируют соответствие деятельности вуза его уставным целям (Определение от 7 июня 2011 года No 767-О-О). Автономию образовательных учреждений – с академической свободой в поиске истины, со свободным ее изложением и распространением под профессиональную ответственность преподавателей без попечения начальств – признавала статья 3 Федерального закона «О высшем и послевузовском профессиональном образовании». Из того же исходит статья 3 Федерального закона «Об образовании в Российской Федерации», причисляя к принципам образования свободу педагога в определении форм и методов обучения и воспитания, автономию образовательных организаций, академические права и свободы педагогов и обучающихся (пункты 7, 8, 9). Исполнение этих положений сомнительно, если система ставит участников образовательного дела на службу своим интересам. Даже Петр I не сомневался в том, что «науки подчинения терпеть не могут», а Н.И.Пирогов и подавно настаивал на том, что административное единообразие несовместимо с «автономическим университетом»,[1] что «автономия и чиновничество нейдут вместе» и что «в науке есть своя иерархия; сделавшись чиновною, она теряет свое значение»[2].
Теперь же многое располагает к тому, что скоро придется, быть может, в самых разных правоотношениях повременить со строгой обязательностью дипломов, пока не появятся веские доказательства тому, что вузы восстанавливают автономию. Но это нереально, если административная часть в системе образования не станет малолюдной из-за сокращения штатов и служб, отпадения их функций и методических руководств. Нужно убедиться и в том, что структурные изменения в образовании сводятся главным образом к ликвидации отмирающих институций, а действующие учреждения потеряли интерес к реорганизациям и к смене титулов и что энтузиастам больше не удаются их инициативы создания кафедры размером с факультет или учреждения вместо них «школ» и «направлений».
Пока административная часть сообща с активистами ведет себя как устроитель и хозяин образования, определяет его архитектуру и судьбы, бесперспективно и незачем тратить силу закона на обязательность дипломов, которая в этом случае теряет конституционно-правовые основания. Изложенное не расходится с принятым по настоящему делу Постановлением.
[1] См.: Университетский вопрос // Вестник Европы. Т. 1(237). СПб., 1906. С. 1, 15.
[2] См.: Кропотова Н.В. Николай Иванович Пирогов об университетской культуре: Что изменилось за полтора века? // Современные научные исследования и инновации. 2016. No7 // web.snauka.ru/issues/2016/07/70077.
В каких ситуациях изложенное в Постановлении Конституционного Суда Российской Федерации делу о проверке конституционности положений пунктов 1 и 2 статьи 3 Закона Российской Федерации «О занятости населения в Российской Федерации» в связи с жалобой гражданина М.В.Чайковского особое мнение судьи Арановского К.В. можно использовать для обоснования весомости позиции одной из сторон?
По моему мнению, аргументацию судьи Конституционного суда можно использовать, когда опираясь на предпосылку, что выводы сертифицированного специалиста более весомы, чем выводы специалиста, не имеющего диплома, одна из сторон требует сообразного, по ее мнению, изменения условий договора. Простейшим примером, может быть ситуация, когда какую-то разработку провел специалист, который не имеет диплома по профилю инженер-программист. Встречная сторона представила заключение специалиста, с соответствующим дипломом, и из этого заключения следует, что качество выполненной работы не соответствует необходимому. Как следствие, она может требовать соответствующих подвижек от исполнителя. А тот факт, что специалист исполнителя, допустим, много лет этим занимается, реализовал десятки проектов, по мнению заказчика, не существенен.
На этом этапе необходимо пояснить, что суд всегда определяет соразмерность компенсаций и уступок с уровнем сложившемся в государстве по этому направлению. И, как следствие, сторона оказывающая услуги разработки, должна доказывать обоснованность цен, своих услуг их уникальность и т.п., в случаях когда встречная сторона пытается их снизить. Оптимальным решением является разбивка общей суммы на составляющие, так как суду приходится в каждом случае искать отдельные алгоритмы снижения исковых требований.
Хорошим примером этого механизма является решение № 2-3980/2018 от 6 ноября 2018 г. Кировского районного суда Санкт-Петербурга. В этом процессе истец, за использование на сайте ответчика изображения созданной им план-панорамы Санкт-Петербурга, требовал взыскать, в счет компенсации за нарушение авторских прав 5 млн.рублей. Суд постановил взыскать 150 тыс.рублей и издержки.
Нужно всегда учитывать, что позиция, зафиксированная в Постановлении КС, не является прямой нормой права. И опираясь на нее бросаться «с шашкой на таки» будет не эффективно. Механизмы интеграции аргументов из Постановления КС необходимо брать, понимая статус этого органа судебной власти. Для прояснения этого аспекта буду использовать цитаты из научных статей, во избежание обвинений в предвзятости.
Курятников В.В. Конституционная (уставная) юстиция: понятие и сущность.
Развернуть
«Сфера действия конституционной (уставной) юстиции в ее территориальном аспекте распространяется только на ту территорию, на которой создан и действует соответствующий орган государственной власти, в предметном плане – на особую сферу общественных публично-правовых отношений по поводу «соучастия в общем процессе осуществления конституционного контроля в Российской Федерации».
Крапивкина О.А. Природа института особого мнения судьи в различных правовых системах Вестник ИрГТУ №2(97) 2015
Развернуть
«Институт особого мнения законодательно закреплен во многих демократических государствах, среди которых США, Россия, Канада, Германия, Англия и др. В одних странах особое мнение публикуется вместе с решением суда (США, Россия), в других – включается в текст мотивировочной части решения (Германия). Но существуют демократические страны с развитой судебной системой, где такого судебного института нет вообще. Среди них, например, Франция, Бельгия и Италия. Основной причиной отсутствия института особого мнения является, очевидно, неизжитое опасение раскрыть тайну совещательной комнаты, подорвать авторитет решения судебной инстанции. Отсутствие данного института в ряде судебных систем объясняют также и правовыми традициями государства».
«Для англо-американских юристов институт особого мнения является типичным атрибутом судебного процесса. Более того, он составляет предмет гордости американского правосудия. Особые мнения судьи Верховного суда США О. Холмса по праву считаются, как отмечает американский исследователь Э. Думболд, «сокровищами юридической мысли» [7]. Верховный судья США А. Скалия отмечает, что особые мнения есть продукт независимого и глубокого мышления; они представляют интерес для законодателя своими конструкциями и вниманием к нюансам дела, служат свидетельством сложности рассматриваемых правовых вопросов, требующих взвешенного подхода; естественным образом превращают суд в орган, где ведутся правовые споры, а юридическая мысль получает развитие».
«В англосаксонской традиции особые мнения – это институт, выступающий в трех ипостасях – пророчество, диалог, гарант честности [6]. Хотя, стоит отметить, первоначальное отношение к институту особых мнений в США было негативным. Автор одного из первых особых мнений, судья Уильям Джонсон, писал тогдашнему Президенту США Томасу Джефферсону, что после изложения им особого мнения он услышал в свой адрес лишь нравоучения о непристойном поведении судей, делающих выпады друг против друга [10]. Тем не менее, процент решений, вынесенных Верховным судом США, к которым прилагалось хотя бы одно особое мнение, в дальнейшем неуклонно рос [8]. Так, в качестве примера пророческой роли особого мнения можно вспомнить особое мнение судьи Верховного суда Канады Ласкина, который в деле Murdoch v. Murdoch выступил против старой системы имущественного права, поддержав право разведенных женщин, которые в браке занимались домашним хозяйством и воспитанием детей, на часть имущества. Позже при рассмотрении дела Rathwell v. Rathwell суд под председательством Диксона вынес постановление, в котором поддержал особое мнение Ласкина. Таким образом, оно стало своего рода предтечей изменений в законодательстве, направленных на защиту прав женщин».
«В Китае особое мнение было впервые приобщено к решению Шанхайского Третейского Суда № 2 в сентябре 2003 года. Данный институт долгое время был чужд китайскому правосудию. Китайские судьи привыкли составлять короткие, «голословные» акты.
…
Возможность включения в судебные решения особых мнений судей отражает реформистскую тенденцию в системе китайского правосудия, заставляет судей быть более ответственными, а также способствует изменению практики составления судебных решений. До последнего времени решения китайских судов представляли собой короткие акты объемом до шести страниц, в которых в сжатой форме излагались только фактическая сторона дела и само постановление суда. Аргументативная часть отсутствовала, правовое обоснование постановления, оценка доказательств, аргументы сторон в тексте решения не упоминались. Среди недостатков подобной формы решений китайские критики называли непрозрачность судебного процесса. Лишь в конце 1990-х годов призывы к реформам возымели свое действие. Суды разных уровней, включая Верховный Народный Суд, потребовали от судей обосновывать свои постановления в текстах решений. Так, в июле 2004 года Фошанский Третейский Суд провинции Гуангдонг опубликовал решение объемом более 100 страниц».
«Для англо-американских юристов институт особого мнения является типичным атрибутом судебного процесса. Более того, он составляет предмет гордости американского правосудия. Особые мнения судьи Верховного суда США О. Холмса по праву считаются, как отмечает американский исследователь Э. Думболд, «сокровищами юридической мысли» [7]. Верховный судья США А. Скалия отмечает, что особые мнения есть продукт независимого и глубокого мышления; они представляют интерес для законодателя своими конструкциями и вниманием к нюансам дела, служат свидетельством сложности рассматриваемых правовых вопросов, требующих взвешенного подхода; естественным образом превращают суд в орган, где ведутся правовые споры, а юридическая мысль получает развитие».
«В англосаксонской традиции особые мнения – это институт, выступающий в трех ипостасях – пророчество, диалог, гарант честности [6]. Хотя, стоит отметить, первоначальное отношение к институту особых мнений в США было негативным. Автор одного из первых особых мнений, судья Уильям Джонсон, писал тогдашнему Президенту США Томасу Джефферсону, что после изложения им особого мнения он услышал в свой адрес лишь нравоучения о непристойном поведении судей, делающих выпады друг против друга [10]. Тем не менее, процент решений, вынесенных Верховным судом США, к которым прилагалось хотя бы одно особое мнение, в дальнейшем неуклонно рос [8]. Так, в качестве примера пророческой роли особого мнения можно вспомнить особое мнение судьи Верховного суда Канады Ласкина, который в деле Murdoch v. Murdoch выступил против старой системы имущественного права, поддержав право разведенных женщин, которые в браке занимались домашним хозяйством и воспитанием детей, на часть имущества. Позже при рассмотрении дела Rathwell v. Rathwell суд под председательством Диксона вынес постановление, в котором поддержал особое мнение Ласкина. Таким образом, оно стало своего рода предтечей изменений в законодательстве, направленных на защиту прав женщин».
«В Китае особое мнение было впервые приобщено к решению Шанхайского Третейского Суда № 2 в сентябре 2003 года. Данный институт долгое время был чужд китайскому правосудию. Китайские судьи привыкли составлять короткие, «голословные» акты.
…
Возможность включения в судебные решения особых мнений судей отражает реформистскую тенденцию в системе китайского правосудия, заставляет судей быть более ответственными, а также способствует изменению практики составления судебных решений. До последнего времени решения китайских судов представляли собой короткие акты объемом до шести страниц, в которых в сжатой форме излагались только фактическая сторона дела и само постановление суда. Аргументативная часть отсутствовала, правовое обоснование постановления, оценка доказательств, аргументы сторон в тексте решения не упоминались. Среди недостатков подобной формы решений китайские критики называли непрозрачность судебного процесса. Лишь в конце 1990-х годов призывы к реформам возымели свое действие. Суды разных уровней, включая Верховный Народный Суд, потребовали от судей обосновывать свои постановления в текстах решений. Так, в июле 2004 года Фошанский Третейский Суд провинции Гуангдонг опубликовал решение объемом более 100 страниц».
О.А.Крапивкина Особое мнение судьи vs. Коллегиальное решение суда или индивидуализм vs. институционализм.
Развернуть
«Право на особое мнение индивидуализирует фигуру судьи, выделяет его как автономного и ответственного субъекта судебного органа [3]. Институт особого мнения подрывает авторитарный характер права, не позволяя мнению большинства служить единственным вариантом интерпретации конституционных норм. Как заметил А.Скалия, «система особых мнений превратила Верховный Суд США в центральную арену современных юридических дебатов, а его решения – из простой записи аргументированных правовых решений в нечто вроде «Истории американской правовой философии с комментариями».
Сергеев А.Б. Особое мнение судьи в системе отправления правосудия в уголовном судопроизводстве.
Развернуть
«Сущность особого мнения и побудительных мотивов его составления судьёй, оставшегося в единстве при голосовании, наиболее ярко сформулирована А. Л. Кононовым: «… выражать и отстаивать свое мнение – это эмоционально и психологически тяжелая миссия, всегда серьезный внутренний конфликт. Весьма трудно пересилить сомнения и избежать влияния авторитетов, оставшись в меньшинстве среди своих коллег-судей, каждый из которых по определению специалист высочайшей квалификации. Особое мнение – это, конечно, крайний вариант позиции судьи, когда цена решения заведомо высока, когда внутренний компромисс невозможен, а убежденность в судебной ошибке максимальна» [7, с.46]. Причина, вызвавшая «серьезный внутренний конфликт», заключается в осознании судьёй ответственности за принимаемые решения по вопросам, разрешаемым при постановлении приговора и приобретающим значение для дальнейшей судьбы подсудимого».
Из представленных выше выдержек видно, что прямое апеллирование к особому мнению практически невозможно и одним из аргументов является тот, что тем самым эта апелляция будет склонять суд к принятию решения на основе прецедента, что может быть воспринято судом как давление на него. С другой стороны необходимо выстраивать стройную, логически связанную систему существенности правовых позиций стороны судебного процесса. А в вопросе защиты авторских и смежных прав, с учетом неопределенности многих формулировок, это достаточно сложно. На Хабре есть пост «Разоблачение 12 юридических заблуждений о программах для ЭВМ» и он, на мой взгляд, достаточно качественно систематизировал точки ветвления, которые необходимо учитывать, при попадании в ситуацию судебной защиты авторских прав. Пост опубликован в 2013 году и, так как лично не проверял актуальность проведенного анализа в нем, то советую это провести, прежде чем использовать его содержимое. Эта необходимость возникает от того, что развитие правового вопроса происходит непрерывно, складывается определенная судебная практика, появляются разъяснения Верховного суда.
Представлю два примера того как степень компетенции может быть использована при защите интеллектуальных прав.
Первый и не теряющая актуальности ситуация связана с ситуацией когда сотрудник захватив все результаты уходит к заказчику и оставляет подрядчика без вознаграждения. Эта ситуация описана в посте от 2013 года «Подборки судебных решений. Софт и суды», а тот факт, что данный аспект не потерял актуальности видно из свежего поста «Разработчик хочет уйти в стартап. Что делать работодателю?». В материале 2013 года, первый процесс, описывается ситуация, когда коллектив авторов, создавших программу в рамках исполнения трудовых обязанностей программный продукт права на которые принадлежат организации. И, в последствии, один из сотрудников указанного коллектива перейдя в другую организацию создал другой продукт с использованием наработок коллектива из предыдущего места работы. Ссылка на решение арбитражного суда, в том материале, уже неработающая, но после поиска обнаружена работающая ссылка на Решение Арбитражного суда города Санкт-Петербурга и Ленинградской области по делу № А56-18671/2014 от 23 мая 2014 года, что дает основания использовать материалы поста на Хабре.
В целом решение суда было принято в пользу истца, того у кого украли программу, на основании заключения эксперта, который путем сопоставления программного кода модулей, цитата:
«Согласно заключению эксперта, при анализе фрагментов исходных кодов программных продуктов «OpenSky-2» и «Meridian» было установлено различие (2 строки) в наименовании ветки реестра, использующейся для хранения настроек, определяющих методы функционирования программы, где вместо ветки «\Software\RIVC_PULKOVO\AS_RDS (Spp)\ Alerts», которую использует «OpenSky-2», с той же целью, с тем же составом тэгов и с теми же форматами хранящихся в них значений в «Meridian» используется ветка «\Software\Aeronavigator\ Meridian\ Alerts».На сколько могу предположить, в таких вопросах, истец пытается доказать то что может. Были правильно сформулированы вопросы перед судебной экспертизой и получен необходимый результат. Возможно, если б сотрудник, который украл программу, был более тщателен в заметании следов, такой бы результат не получился. Тогда бы приходилось бы опираться на различие в уровне компетенций.
Возникает вопрос – как определить степень компетентности? Для описанного выше случая предложил бы следующую схему. Выше было отмечено, что продукт создавался коллективом авторов. Обычно в таких коллективах каждый занимается тем, что хорошо знает и, как следствие, когда-то ранее в других продуктах применял похожие решения. Собрать от каждого из авторов по два-три примера ранее использованных решений и поставить вопрос перед экспертизой, примерно в следующей форме: использованные в украденном продукте решения, в том или ином модуле, совпадают ли по стилю, технологиям, формату, составу с произведенными творческим трудом решениями определенного автора в продуктах произведенных ранее. По принципу идентичности почерка. Предполагаю, что если составляющие элементы будут совпадать, то это несложно будет связать с источником происхождения продукта.
Следующим примером будет Решение Ленинск-Кузнецкого городского суда Кемеровской области делу № 2-13/2019 от 04 февраля 2019 года.
Суть дела формулируется следующим образом гражданка в период работе в ООО «Водоканал» сделал экселевский файл в котором можно было проводить автоматическую обработку данных по технологии ГОСТ Р 50779.42-99 (ИСО 8258-91) «Статистические методы. Контрольные карты Шухарта». Большинство хабровцев видели, во многих организациях, эти хранимые как зеницу ока экселевские файлы, которые передаются от сотрудника к сотруднику, как величайшее ноу-хау. Спорить, с этим положением вещей, смысла нет, так как реально они экономят очень много времени работникам. После своего увольнение предприятие продолжало использовать эту разработку бывшей сотрудницы. Она решила, что такое использование ее разработки наносит ей вред и обратилась с иском в суд где оценила сумму исковых требований в размере 100 тыс.руб.
Женщине было отказано со следующей мотивировкой:
С учетом:
«Программой для ЭВМ является представленная в объективной форме совокупность данных и команд, предназначенных для функционирования ЭВМ и других компьютерных устройств в целях получения определенного результата, включая подготовительные материалы, полученные в ходе разработки программы для ЭВМ, и порождаемые ею аудиовизуальные отображения».То есть экспертиза не обнаружила программы для ЭВМ в указанном файле. С формальной точки зрения это так и есть, так как экселевский файл сам по себе не может заставить железо работать (функционировать). То есть, если нет программы для ЭВМ, то не может быть и исковых требований. Эта логика проста и понятно.
…
Таким образом, в ходе судебного разбирательства истцом Проскуриной С.В. не представлено доказательств исключительных прав истца на соответствующий объект интеллектуальной собственности и факт использования данных прав ответчиком, поскольку на представленном истцом электронном носителе «SanDisk» (м/о <номер>), в файле «карта-xls», размещенном в папке «док.ексел», не имеется объекта интеллектуальной собственности в виде программы ЭВМ для работы с таблицами и построением программируемых графиков Карт Шухарта.
В связи с тем, что истцом заявлены требования о признании исключительного авторства на программу для ЭВМ для работы с таблицами и построение программируемых графиков Карт Шухарта, суд приходит к выводу об отказе в их удовлетворении, поскольку в ходе судебного разбирательства данные обстоятельства своего подтверждения не нашли и опровергаются письменными материалами дела».
Естественно тут однозначная ошибка со стороны истца. Она кстати может быть исправлена путем направления нового иска, в котором обозначен новый предмет иска и выполнено требование, цитата:
«В соответствии со ст. 1300 Гражданского кодекса РФ информацией об авторском праве признается любая информация, которая идентифицирует произведение, автора или иного правообладателя, либо информация об условиях использования произведения, приложена к нему или появляется в связи с сообщением в эфир или по кабелю либо доведением такого произведения до всеобщего сведения, а также любые цифры и коды, в которых содержится такая информация».Предполагаю, что для подобных ситуаций заявление приоритета компетенций можно использовать при определении исковых требований. То есть человек смог сделать своим творческим трудом модуль, который экономит много рабочего времени сотрудникам коммерческого предприятия. Он уникален, так как никто из работающих до него это не смог реализовать и автор имеет право на роялти от экономического эффекта.
В заключении хочется отметить, что наше общество двигается к пониманию, что титул, звание, принадлежность к какой-то социальной группе является следствием ценности человека для общества и эта ценность определяется уровнем полезности, то есть уровнем его навыков и компетенций при реализации права на труд.
